«Они все-таки тебя покалечили»: почему медики совершают ошибки?

Эти истории пугают обыденностью зла. Обычные больницы, обычные врачи, обычные диагнозы. «У меня ведь беда как у всех произошла. Кого не спроси, у всех проблемы с лечением были. Ничего необычного, все привыкли», – сказал мне один из героев этого теста. 

В этом материале я не хочу оклеветать или обидеть врачей. Они – герои, особенно в нынешней коронавирусной обстановке. Но из всех категорий бывают исключения, и медицину это правило тоже не обошло стороной. 

О том, как люди приходили к врачам в надежде на выздоровление, а уходили с порванными бронхами и изрезанными мочеточниками – читайте в материале «Казанских ведомостей». 

Александр и нелечащий участковый врач 

В сорок лет мне вынужденно пришлось познакомиться с бюджетной медициной в своем родном городе – Казани. До этого момента я не обращался к врачам, не брал больничных – разве что в молодости неделю лежал с коньюктивитом. 

Все началось четыре года назад – я простыл. Но продолжал ходить на работу, думал ничего серьезного. Потом появилась изжога, пропал аппетит, в горле постоянно была слизь, из-за которой я задыхался и не мог есть. За месяц похудел на двадцать килограммов. 

Мне выписали антибиотики – я пролечился; но симптомы не прошли, некоторые только усилились. Больше мне больничный не продлевали. Врач даже не давал направление на УЗИ или анализы. Я не знал почему – то ли врач не понимал, что из-за чертовой слизи я не даже не могу есть, то отказывался понимать.

Потом мне объяснили – он всех молодых пациентов считает симулянтами и обманщиками, поэтому не лечит. А для пожилых у него одно объяснение: «А что вы хотели? Вы же уже в возрасте». 

Самое страшное, что таких врачей везде полно, все о них знают. Но никто ничего не делает, они продолжают работать. Все врачи же давали клятву Гиппократа, почему кто-то спасает людей, жертвуя собой, а кто-то даже не слушает проблемы пациентов?  

Я почти месяц не работал, через силу ел рис без соли – больше ничего не лезло. Перепробовал все народные методы, даже лил облепиховое масло в уши. Почти не спал месяц, ночами меня трясло, я просто не мог закрыть глаза. 

Родственники посоветовали проверить желудок. С трудом я получил направление на ФГДС и надеялся, что у меня есть проблемы по той части: уже не знал, как себе помочь и как лечиться. Были проблемы с деньгами, поэтому месяц ждал бесплатной очереди. Специалист, который проводил обследование, сказал мне: «Дружище, тут у тебя вообще беда. Пищевод и желудок обросли желчью». 

Сделали зондирование (способ лечения, где пациент должен заглотить зонд, длинной в 70 см – прим. Ред.), обнаружили песок в желудке. Потом я уже плюнул на деньги – нужно же было как-то дальше жить.И пошел в платную клинику. Там эту же процедуру сделали куда приятнее: трубка, которую засовывали в горло, диаметром была меньше. В бесплатной это был чуть ли не булыжник. 

В платной больнице я оставил две свои зарплаты и продолжаю оставлять, потому что до сих пор не вылечился. К сожалению, чтобы бесплатно стать здоровым нужно быть везунчиком. А за деньги будут лечить всех. 

Дарья и «целебное» кровотечение 

Я звонила в скорую со своим больным боком, и врачи моментально мне сказали, что это аппендицит. Я слышала, что женщина по ту сторону телефонной трубки крикнула коллегам, что его нужно срочно вырезать. Срочно не получилось – они приехали через пять часов. 

В больницу мы ехали как в фильме ужасов: машину трясло на разбитой дороге, и моей больным органам тоже пришлось прилично потрястись. Машина уже второй час везла нас по ночному лесу – я даже не знала, что в пригороде так много неосвещенной местности и так мало асфальта. 

Меня привезли в лечебное здание. Это медучреждение находилось далеко от города, связь почти не ловила. 

В моей палате было темно – горел один светильник, рядом стояла холодная твердая кровать. Я пролежала там две недели: выяснилось, что у меня не аппендицит, а проблемы с почками. Не принимала лекарств и не проходила лечение – врачи сказали, что камень уйдет сам, если много бегать и пить воду. 

Мое нахождение в больнице превратилось в спортивный лагерь. Я никогда не занималась спортом так много: приседала, отжималась, держала планку, бегала вокруг больницы. Но это не помогало, меня нужно было оперировать. 

Медсестры обещали, что камень вытащат катетером. Звучит нестрашно, правда? Когда я увидела в руках врача железный предмет, даже не догадывалась, что в скором времени это окажется внутри меня. Напряглась, когда ассистентка стала дезинфицировать железку. А потом мне сообщили, что этот катетер засунут до самой почки. 

Начинаю чувствовать режущую боль. Понимаю, что до почки этот катетер не доберется: врачи водят им туда-сюда, но дальше он не проходит. Медики в панике – у ассистентки трясутся руки, глаза бегают из стороны в сторону. Они продолжают настойчиво просовывать железку внутрь, я еле держусь, чтобы не сорваться на дикий крик. 

Вызывают главного уролога. «Ну, что, даже катетер не можете поставить?» – произносит он со входа и самостоятельно пытается сделать процедуру. Мне становится в два раза больнее. Я не сдерживаюсь и кричу. 

Заходит хирург. Смотрит на происходящее секунд десять и разворачивается к двери: «Я ничего здесь делать не буду». Он уходит, и я снова остаюсь наедине с режущим катетером и настойчивыми врачами.  

В палате стало тихо на несколько минут. Я услышала тихий звук рыдания своей мамы – она стояла за дверью и слышала мои крики. 

В тот день меня больше не трогали. Вечером медсестра объяснила, что мой мочеточник полностью порван: катетер оказался гораздо больше нужного. 

Я физически не могла ходить в туалет – просто не получалось. «Да, так должно быть», – объяснила врач. Я сказала ей, что у меня идет кровь. Врач пила кофе и смотрела в телефон, улыбалась. Потом попросила выйти и не мешать. 

«Они все-таки тебя покалечили», – сказал мне тот хирург, который вышел из кабинета. Он понимал, что катетер был не того размера. Но боялся последствий, так как не хотел стать участником уголовного дела. 

Через несколько месяцев мы подали на врачей в суд и получили компенсацию – 10 тысяч рублей. Никого из тех медработников не увольняли, некоторые стали занимать высокие должности. 

Дмитрий и лечение астмы интенсивным кашлем 

У меня астма, поэтому до 13 лет я часто болел, лежал в больницах, страдал от приступов. А потом заболевание ослабело, и я пять лет дышал просто так, а не с помощью препаратов. Думал, что уже отболел свое в детстве, поэтому рассчитывал что проблемы со здоровьем больше не вернуться в мою жизнь. 

Я проживал свой семнадцатилетний май, когда проблемы вернулись. Последний месяц школы, приятная тревога, выпускные экзамены. Хорошее время! Даже и подумать не мог, что случится второе пришествие астмы: и когда самочувствие стало плохим, я не стал бить тревогу. Проводил время как будто проблем нет, думал, что простыл на сквозняке. 

Потом стало хуже. Я проснулся ранним утром от кашля, побежал в аптеку, проглотил порцию лекарств вместо завтрака. Мое детство вернулось, но в плохом понимании: сдавленное ощущение в груди и свистящее дыхание. Я думал, что в мае я буду задыхаться от любви, но задыхался от бронхиальной астмы. 

Одни лекарства не помогли, и я принял другие – они лежали у нас дома. Мама, видимо, знала, что болезнь вернется и собирала в доме коллекцию препаратов. Я не стал говорить родителям, что мне плохо, просто глотал таблетки и брызгал спреи в горло. 

Это едва не стало моей фатальной ошибкой. Уже на второй день произвольного лечения я был наказан передозировкой. Мама вызвала скорую, в кислородной маске меня увезли в городскую больницу. 

Я ехал туда полный надежд. Что меня вылечат, что мне помогут, и я дальше пойду скакать по своей молодости. 

На протяжении поездки мне несколько раз вкалывали препараты, но они не помогали. Когда меня уже устроили в палату, главврачу стало интересно, почему инъекции, которые помогают всем, не помогли мне. И тогда доктор дал мне гениальную рекомендацию: много и интенсивно кашлить. «Димасик, это нужно чтобы кашель стал мокрым. Это признак купирования приступа астмы, если получится, станешь здоровым», – так объяснил выбор метода лечения врач. 

И я его послушал. Кашлял много и сильно, до страшной боли в горле. И до микровзрыва в груди. Позже врачи мне сказали, что у меня порвалась трахея. 

Воздух стал гулять по всему телу. Первое, что я ощутил, – небольшое вздутие в груди и чувство, что под мою кожу ввели пенопласт. Я прикасался к своей грудной клетке, и слышал звуки, похожие на скрипение мягкого пластика. 

Врач сказал, что скорее всего у меня нет ничего серьезного. Пытались лечить мочегонными, хотели, чтобы вышла вода. Но внутри моего тела был воздух, ничего не выходило. 

Я не спал три дня, не мог подняться с кровати, ел с большим трудом. Жевать и иногда переворачиваться на другой бок – это было пределом моих двигательных способностей. А ведь всего две недели назад я ходил в тренажерный зал и бегал кроссы! 

Мне нельзя было спать. В спящем состоянии трахейная трубка сжимается сильнее: этого мой измученный организм мог просто не пережить. 

От переутомления я непроизвольно заснул на пару часов, проснулся уже в реанимации. Главврач поднес ладони к моей шее. «Блин, капец, офигеть», – сказал доктор вслух (речь изменена, в оригинале – нецензурная брань, прим.ред.). 

Я злился. Кто вообще советует астматику сильно кашлять, чтобы вылечиться? 

Доктор сказал, что мне придется вставлять металлическую трубку в грудную клетку. Я напрочь отказался и умолял этого не делать. И слава Богу, они этого не сделали!

На следующий день закончилось действие лекарств, которыми я передознулся дома. Мне ввели новую инъекцию, и приступ астмы закончился. Но из реанимации не выходят просто так – нужно было оставаться еще. 

Спустя месяц меня выписали. Больше я никогда не лечился в бесплатных клиниках.

В Татарстане увеличилось количество жалоб на врачей 

Прямого понятия «врачебная ошибка» в российском законодательстве не существует, отсутствует оно и в уголовном кодексе, нет отдельного закона. Но в УК есть положение о халатности. Нередко виновный несет комплексную ответственность за врачебную ошибку, например, выплачивает и административный штраф, и компенсацию пострадавшему.

Специальные статьи есть в Гражданском кодексе РФ. Там указаны расходы, которые будут уплачивать медицинские организации, в которых пострадали пациенты. Судьи чаще всего уменьшают размер морального взыскания, на что имеют право. Поэтому юристы советуют пострадавшим «просить компенсацию по максимуму» и подтверждать это документально. 

«Судебные дела касательно врачебных ошибок исследуются экспертизой. Если она выявит вину врача, то пострадавший пациент получит компенсацию», — говорит практикующий юрист Ярослав Подва. По его словам, на практике ситуации разбираются так же, как и в теории. 

«Закон исполняется добросовестно. Судебно-медицинская экспертиза проводится объективно. Если раньше проблема некачественной проверки могла существовать, то сейчас она сошла на нет», — поделился мнением член ассоциации юристов РТ, кандидат юридических наук, специализирующийся на медицинском праве Ильшат Миннегулов.

При Следственном комитете создано восемь отделов судмедэкспертизы, они работают в каждом федеральном округе. Юрист отметил, что доказательства — это не только результаты экспертизы. А еще проверка документов, протоколов государственных стандартов и репутации врача. «Даже если пациент из районной больницы столкнулся с недобросовестной медицинской помощью, то он может обратиться в Росздравнадзор с жалобой», — заключил эксперт. 

Пресс-служба Росздравнадзора по Татарстану рассказала, что в 2021 году количество жалоб на некачественную медицинскую помощь увеличилась — более 60% от всех обращений. В ведомстве отметили, что работа с жалобами — это анализ документов, разбор ситуации с медиками и проведение внеплановых проверок в организации. 

Врачебные ошибки и непрофессионализм медработников приводят к более чем 70 тысячам случаев осложнений каждый год. Такую статистику озвучил глава российского Минздрава Михаил Мурашко, не раскрывая точных цифр по смертности пациентов. 

Врачебные ошибки – симптомы профессионального выгорания 

В профессиях, где приходится много взаимодействовать с людьми – врач, психолог, педагог, медсестра, люди расходуют много эмоций. С годами работы в такой профессии человек меняется, сильно устает. Тратится личностный ресурс – его трудно восстановить, а его нехватка провоцирует человека на странные вещи. Об этом «КВ» рассказала практикующий психолог Майя Камалова. 

Медработники особенно склонны к эмоциональному и профессиональному выгоранию. Врачам приходится подсознательно понимать состояния людей, поддерживать их, влиять на их настроение. Они каждый день борются за жизнь пациентов, это очень тяжелый моральный труд.  

Психолог отметила, что с житейской точки зрения на мотивацию врачей влияет зарплата. Ошибки часто происходят в провинциальных больницах, где врачи много работают, но за маленькие деньги. 

Грубое отношение к пациентам, невыполнение своих прямых обязанностей – одни из симптомов профессионального выгорания у врачей. Проблему переутомления и выгорания у врачей нужно решать комплексно. В такой ситуации им следует заняться психотерапией, разобраться в своих желаниях, отдохнуть. Нужно учить врачей самостоятельно себя поддерживать, заниматься просвещением в области психологии. «Это необходимая мера, в работе врача ошибки стоят человеческой жизни», – заключила эксперт.

Подробнее: https://kazved.ru